«Зачем покупать Вермеера, если есть Метсю?» — эти слова парижского арт-дилера XVIII века очень ярко характеризуют былую популярность лейденского живописца. При жизни и вплоть до позапрошлого столетия он ценился гораздо выше «сфинкса из Дельфта». В XVII веке Лейден славился своими fijnschilders, или «изысканными художниками». Однако их скрупулёзный глянцевый стиль начал набирать популярность лишь к моменту переезда Габриеля Метсю (1629−1667) в Амстердам.
Он специализировался на жанровых сценах, мастерски передавал игру света и тени, а также различные поверхности — атлас, лён, мех, керамику, стекло, оттенки кожи. Мастер сочетал формальный язык своего выдающегося земляка Геррита Доу с сюжетами, подсмотренными у Герарда Терборха. Габриелю Метсю удалось совместить в своём творчестве лучшее из того, что предлагали его современники.
При жизни Габриель Метсю был законодателем моды, а после смерти его звезда засияла ещё ярче. Сейчас в это трудно поверить, но в XVIII веке он был гораздо популярнее (а его картины, соответственно, дороже) своего соотечественника Яна Вермеера. Последнего даже называли «художником в стиле Метсю».
Вероятнее всего, живописцы были знакомы лично. Поскольку их работы зачастую не датированы, трудно определить, кто на кого влиял. Несомненно лишь, что оба вдохновлялись творчеством друг друга. Между произведениями Метсю и Вермеера есть огромное сходство как тематическое, так и техническое — это становится понятно любому, кто видит рядом их картины. В 1930—1940 годах «фальсификатор века» Хан ван Мегерен успешно вводил искусствоведов в заблуждение, используя панели лейденца как отправную точку для своих подделок «под Вермеера».
Но к началу прошлого века коллекционеры стали ценить Вермеера выше, а достоинства Метсю померкли. Возможно, сыграли роль протомодернистские настроения отчуждения на картинах «сфинкса из Дельфта» или эволюция дизайна к чётким линиям и полным света интерьерам. Метсю практически исчез в тени своего коллеги. В XX столетии его последняя ретроспектива состоялась в Лейдене в 1966 году, а последняя монография о нём была опубликована в 1974. Однако в 2011 году, благодаря усилиям доктора философии Адриана Вайбоера, 40 картин Метсю экспонировались в Дублине, Амстердаме и Вашингтоне. Слава живописца начала возрождаться.
В картинах Метсю нет бурных страстей, нет каких-то ярко выраженных чувств. Картина «Женщина читает письмо» 1667 года — не исключение, но в ней ощущается глубокая драма.
Солнечный день. Небогатая комната: деревянный помост, зеркало на стене, зашторенная картина, стул с фигурной спинкой, ворсистый круглый коврик (явно домашнего изготовления) перед помостом. Пол выстлан коричневой и голубой плиткой, стенки понизу отделаны цветными панельками. У стенки вдоль окна едва заметная трещина: пора ремонтировать. Две женщины: хозяйка сидит у окна с письмом, которое она повернула к свету. Служанка — с ведром под левой рукой, она держит, видимо, конверт, стоит спиной к зрителю и рассматривает приоткрытую картину с морским сюжетом. (На конверте — автограф художника).
С утра было попрохладнее, сейчас можно скинуть туфли. На полу — наперсток (видимо, упал, когда хозяйка взяла в руки письмо). На ее коленях — не то простыня, не то скатерть, которую она подшивает. За ее спиной у стенки — корзина с готовыми изделиями. Хозяйка — молодая женщина, почти девочка: гладкое лицо, фигура без обозначенных выпуклостей. Похоже, что она предоставлена сама себе, осталась одна без опеки родных. Судя по всему, она знавала лучшие времена: жакет на ней отделан горностаем (горностай — символ высокого общественного положения), платье обшито каймой с золотой ниткой. А сегодня она вынуждена зарабатывать себе на хлеб не Бог весть как оплачиваемой работой (другой специальности просто нет). Вероятно, близкие уже давно уехали, денег не шлют или шлют очень мало, хотя надежды были на большие доходы. Письмо, которое получила хозяйка, не дает повода радоваться. Откуда оно — неизвестно.
Может быть, что морской сюжет за занавеской каким-то образом связан с отправителем письма? То ли он купец, то ли он матрос, то ли он офицер? Может быть, он ушел в море далеко и надолго и пишет с оказией, что еще не скоро вернется? Может быть, он отправился в Северную Америку заселять Новые Нидерланды — нынешний остров Манхэттен? Здесь надо обратиться к истории…
Остров был открыт голландской Ост-Индской компанией и в 1614 году включен в состав Голландской республики. Уже в то время существовало регулирование владения открытыми вновь землями: по международному соглашению претензии на собственность надо было подтвердить не только картами, но освоением, то есть заселением. В 1624 году 30 семей из Нидерландов прибыли в Америку. Видимо, условия переселения были привлекательны для части нидерландцев, потому что население этого островка цивилизации за 40 лет (с 1624 до 1664 год) выросло с 270 человек до 9000. В 1626 году остров был выкуплен у аборигенов за 60 гульденов, которые сегодня стоили бы от 500 до 700 долларов. Кстати, главным городом колонии был Новый Амстердам. В 1664 году голландская колония Новые Нидерланды была передана англичанам, а Новый Амстердам получил название Нью-Йорк.
Что подвинуло художника написать такое полотно? Возможно, что он наблюдал нечто подобное у кого-то из близких (знакомых, родственников, друзей). Может быть, он слышал об этом и был под впечатлением от произошедшего. В общем, радости это письмо не вызывает. И картина на стене занавешена, скорее всего потому, что она наводит хозяйку на грустные мысли: былого не вернуть, а будущее…
Влад Маслов, Борис Рохленко
