Сегодня исполняется 150 со дня рождения Зинаиды Гиппиус (1869–1945), прекрасной амазонки Серебряного века. Она любила и умела писать письма. Ее товарищ по русскому рассеянью Георгий Адамович, обыкновенно уничтожавший по прочтении корреспонденцию, для писем Гиппиус сделал исключение и вообще считал письма едва ли не лучшими сочинениями незаурядной женщины. Детей у Гиппиус не было, и эпистолярий отчасти возмещал их:
Я люблю свои письма, ценю их – и отсылаю, точно маленьких, беспомощных детей под холодные, непонимающие взоры («Contes d`amour»).
Традиционно Гиппиус без колебаний причисляют к символистам и декадентам (второе она яростно оспаривала); ее ставят в один ряд с Брюсовым, Блоком, Белым и т.д. Но не стоит забывать, что поколением она близка и к Чехову. Знаменитое выражение Чехова о герое времени – молодом человеке, который по каплям выдавливает из себя раба (письмо Суворину, январь 1889), находит параллель в наследии Гиппиус:
Мое лечение рабства – беспощадно, может быть, грубо, – но оно единственно. Свободе нужно приносить жертвы без меры, – но и она дает без меры. Знаете, что она мне дала? Правду. Я путалась, вязла, тонула во лжи, стараясь жалко оправдать свою ложь и приблизить ее к красоте. Теперь мне свободно, мне правдиво, и потому чисто, и потому красиво. Вне этого нет спасения
(Минскому, 8.11.1893).
Интереснейшим сюжетом в переписке Гиппиус являются регулярные упоминания о цензуре и преследовании писателей. Вероятно, впервые Мережковский и Гиппиус попали под огонь пропаганды в 1903 г., когда о. Иоанн Кронштадтский назвал их детище «Новый путь» – сатанинским журналом. 25 марта 1912 г. при выезде в Париж жандармы на границе конфисковали у Мережковских рукописи «Декабристов» и «Александра I» (печатался в «Русской мысли»). Против Мережковского и издателя Пирожкова был возбужден иск «за дерзостное неуважение к верховной власти» (публикация пьесы «Павел I»): Пирожкова арестовали, Мережковский подумывал демонстративно вернуться из Франции, Философов использовал семейные связи при Дворе: Выгодно ли правительству начинать процесс о пьесе, которая шла только что в Америке и пойдет в Париже? Не целесообразно ли затянуть дело до амнистии? Мне обещали на все это точные ответы, и объяснили, что во 1-х) Коковцев очень любит, чтоб его просили, и 2) любит быть в курсе дела (Философов – Гиппиус, 7.09.1912). 18 сентября 1912 г. суд оправдал Мережковского и Пирожкова и снял арест с издания.
А.Л. Соболев, публикатор переписки Гиппиус и Философова, пишет о полицейском надзоре за тремя героями; им присвоили клички Старик, Красная и Страус; цитирует донесения слежки: 9 Марта сего года (1913) Философов вышел из дома 7 ч. 5 м. вечера, за ним вынесли вещи плиэт, в клетку, с постельными принадлежностями и небольшой кожаный красный чумодан, сел в ожидающий его Таксомотор №562, отправился на Варшавский вокзал где с поездом Экспресс №1 отходящим из Петербурга заграницу 7 ч. 45 м. вечера сел в заднем вагоне где написано СПетербург Берлин Остенди и уехал.
Отношение Гиппиус ко всевозможным российским властям в тот бурный период можно назвать разумным фатализмом:
Да и перед кем отвечать? Перед «ними» я сознательно не отвечаю, я с ними считаюсь, как… с карнизом, падающим на голову. Это отвечание Титаника перед ледяной горой. Она может потопить, но нет долга избежать ее, если можешь
(Философову, 13-16/26-29.04.1912).
Схожие рассуждения есть и в ее недатированных письмах Философову незадолго до их эмиграции (см. №146 публикации).
Что до общественной жизни, реакции Гиппиус и ее окружения на события и настроения в России, то об этом, вероятно, более говорили, нежели писали. Бедой России был «еврейский вопрос» – государственный антисемитизм. Гиппиус укоряет Суворина идейной близостью с Дубровиным и Меньшиковым, признаваясь одновременно в собственной нелюбви к евреям, и ратует за «состязательность» в довольно шокирующих выражениях:
Я хочу жиду faire face, а вы его хотите внешне связывать и запирать в угол, боитесь, что 100 миллионов русских с семью жидовскими не справятся. Эх, да пусть ее, дрянь-то русская, идет жиду на съеденье! Чего ее охранять! Такая слякоть все равно обречена, не жид – так кто-нибудь другой ее под себя подомнет
(Суворину, 15/28.03.1908).
Сознательно редки упоминания о Великой войне; Гиппиус считала это необходимой «гигиеной», хотя Философов, потерявший в 1916–1918 гг. троих племянников Ратьковых-Рожновых на фронтах, в 1915–1916 гг. был председателем комитета Общества помощи бесприютным и беспризорным детям призванных на войну. Судя по письмам, русский народ начал готовиться к продовольственному кризису еще летом 1916 г.:
Дашенька (служанка) в абсолютной панике, говорит, что ничего не будет и все деньги тратит на запасы. В столовой, в буфете, все таинственные мешки, прикрытые тряпочками.
Полтора года спустя советская власть включает электричество вовсе не для того, чтобы печаталась свободная пресса, а для проведения облав в домах (см. письма Философова Сологубу и Гиппиус Философову).
