Идеей создания метаязыка — универсального языка для описания смысла — мы обязаны великим философам и логикам, таким как Лейбниц или Ньютон. Простому говорящему метаязык ни к чему: ему нужен переводчик с иностранного, чтобы понять конкретного иностранца. А ученые размышляли о человеке и человечестве, о том, что, хотя люди формулируют свои мысли на разных языках, и, соответственно, очень по-разному, всегда что-то добавляя, а что-то упуская, думают они часто при этом об одном и том же. Поэтому следовало бы освободить человеческий язык от «ненужной» грамматической оболочки и сделать так, чтобы он стал максимально приближен к смыслу, который мы хотим передать. Тогда он будет универсален, доступен всем и поможет лучше понимать друг друга.
Стремление освободиться из тисков естественного языка руководило также изобретателями искусственных языков. Вот только чем успешнее было изобретение, то есть чем больше такой язык был в ходу, как это было, например, с эсперанто, тем ближе он оказывался к естественному и тем дальше — от идеала универсального языка. Но это совсем другая история.
Появление идеи универсального языка
Если говорить о XX веке, то важной основой для метаязыка стала идея декомпозиции. Ее выдвинули структуралисты и применили в том числе в так называемом компонентном анализе, суть которого — в разложении значения на элементарные семантические компоненты, которые универсальны и могут использоваться для построения самых разных сложных знаков в самых разных языках. На первый взгляд, задача выглядела очень просто. Возьмем произвольное значение, например холостяк (в 1960-е годы это был очень знаменитый и широко обсуждавшийся лингвистический пример Каца и Постала), и придумаем компоненты, которые, взятые вместе, целиком охватывают семантику этого слова, как мечтали классики. Кажется, для холостякадостаточно четырех: «человек», «мужской пол», «взрослый», «до сих пор не женившийся». Однако, когда мы пробуем заменить понятие «холостяк» на такое неупорядоченное множество признаков, возникают некоторые неразрешимые вопросы. Во-первых, под это упрощенное понимание холостяка подпадают, например, римские папы — а ведь их нельзя назвать холостяками. Во-вторых, если я скажу, что Х вовсе не холостяк, значит ли это, что Х не человек или что он не мужского пола, а женского? Ведь, скорее всего, в этой ситуации я буду иметь в виду, что Х — человек, причем мужчина, но что он женат, или был женат, или скоро женится. Получается, что компоненты в таком множестве неравноправны: отрицание каким-то образом воздействует только на один из них и игнорирует другие. Чтобы отразить это обстоятельство, нужно упорядочить компоненты, создать для них структуру, или семантический синтаксис. Вместо простого набора компонентов нужно научиться строить целые высказывания на базе этих компонентов, то есть формулировать толкования на метаязыке.
В них будут фрагменты разного семантического веса — пресуппозиции и ассерции. Они, в частности, по-разному взаимодействуют с отрицанием. В них будут переменные, которые заполняются при погружении в конкретный текст, они могут содержать оценку говорящего, имплицитные компоненты, следствия и многое другое.
Важно понимать, что нам нужно описывать значения не только слов, но и целых выражений, даже текстов. Лингвисты стараются формально представить семантику синтаксиса и достигли в этом больших успехов — чего, кстати, нельзя сказать о семантике лексики. Действительно, семантика синтаксиса сегодня очень нужна для практических целей, — например, для автоматического анализа текста, для моделирования логических и других связей внутри него. Если мы напишем простой текст: «Фролова купила себе квартиру. Она давно мечтала. Маше понравилась», — из него должно однозначно следовать, что Маша и Фролова — разные люди, что квартира не для Маши и не Маша мечтала о ней, а кроме того, понравилась Маше не Фролова, а квартира. Все это уже умеет формальная семантика. Однако о семантике понятия «мечтать» мы пока знаем очень мало, недостаточно для того, чтобы описать его на универсальном метаязыке.
Семантические примитивы
Между тем попытки работы над универсальным семантическим описанием лексики продолжаются. Этим, например, занимается Анна Вежбицкая, которая в 1960-х годах в Варшаве была аспиранткой известного у нас польского семанта Анджея Богуславского. Тогда московская семантическая школа была очень близка к польской. Анна Вежбицкая, продолжая идеи Богуславского, предложила в своей диссертации идею семантических примитивов. Ее суть в том, что существует несколько десятков важнейших понятий, которые имеют словесное выражение во всех языках мира. Это так называемые примитивы, список которых состоит из нескольких десятков единиц. Согласно идеям Анны Вежбицкой, которая привлекала для своих исследований не только польский, английский и русский, но и другие европейские языки, а также данные австралийских языков, языков Южной Азии и другие, в него входят: «я», «хотеть», «хороший», «весь», «представлять себе», «нечто», «знать», «если», «из-за», «люди» и другие. Количество примитивов менялось на разных этапах развития ее теории, но незначительно. Они основа метаязыка Вежбицкой. Из этих примитивов составляются универсальные толкования, которые не всегда легко с ходу понять. Вот, например, как неожиданно выглядит у Анны Вежбицкой толкование такого сложного и культурно-специфичного понятия, как русское слово «пошлость»:
ПОШЛОСТЬ
многие люди думают о многих вещах, что эти вещи хороши
это неправда
эти вещи нехороши
они похожи на некоторые другие вещи
эти другие вещи хороши
эти люди этого не знают
это плохо
люди такие, как я, это знают
Работа над этим метаязыком стала главным делом, своего рода миссией Анны Вежбицкой и ее ученика Клиффа Годдарда, особенно после ее переезда в такую полиэтническую страну, как Австралия. Как и логики XVII века, они видят в метаязыке эффективный инструмент, который поможет людям понимать друг друга. Для этого Анна Вежбицкая выпустила книгу, где обсуждала перевод Евангелия на семантический метаязык. Сейчас Клифф Годдард издает учебник, в котором на этом языке рассказывается детям об астрономии. С теоретической точки зрения язык примитивов как метаязык вызывает у исследователей-типологов разные вопросы. Прежде всего, неясно, действительно ли «примитивные» смыслы лексикализуются во всех языках. Иными словами, во всех языках есть семантически тождественное слово со значением «хотеть» или со значением «человек»? Однако у самой идеи метаязыка, пусть сегодня несовершенного, есть определенные перспективы, и они в развитии лексической семантики, в сопоставлении лексики разных языков.
Метаязык в словарях
Современные толковые словари тоже используют своего рода метаязык: толкования в них строятся с использованием ограниченного набора понятий — правда, многократно превосходящего предложенный Анной Вежбицкой. Так устроен, например, Активный словарь под редакцией Ю. Д. Апресяна. Но главная задача этого словаря в том, чтобы толкования объясняли и предсказывали языковое поведение слов — их сочетаемость и другие свойства. Понятно, что такая задача требует специальных «настроек» метаязыка и огромной исследовательской работы.
Заниматься толкованиями всегда трудно: никакой словарь никогда не устраивает пользователей полностью, несмотря на их разнообразие. Однако если лингвисты поймут, как устроена лексическая семантика языка, они смогут и выработать универсальный метаязык, и построить идеальный словарь.
Лингвист Екатерина Рахилина
