Ямскую гоньбу гоняли охотники, выбираемые из податных крестьян. Мы не можем с точностью сказать, какие документы являлись основанием для избрания ямщиков. Никаких сведений из XV–XVI вв. до нас не дошло. Возможно, так же как во второй половине XVII в. при назначении почтарей, для выбора новых ямщиков издавался специальный указ. Но ничего подобного пока не обнаружено.
Несмотря на то что нам не известны требования, предъявляемые при выборе ямщиков, тем не менее собственно процедуру избрания можно до мельчайших подробностей восстановить по старинным актам.
Когда приходил указ об устройстве яма, местные власти посылали специального чиновника, называвшегося «стройщиком». Если стан был крупный, то стройщик приезжал из Москвы. В этой роли выступали чаще всего дети боярские или дьяки не из числа влиятельных. Организация ямов не считалась почетным делом. Всему роду Пожарских при местнических спорах ставилось в укор, что один из них — князь Иван Петрович — был назначен ямским стройщиком в Тулу в 1601 г.
Нового гонщика избирали в присутствии его односельчан. Происходило это в приходской церкви. Будущий ямщик приводился к крестному целованию и давал обязательство «ямскую гоньбу гонять с прежними ямскими охотниками в ряд, а на кабаке не пропиваться, и зернью (в кости) и в карты не играть, и никаким воровством (преступлением против государства) не воровать, и никуда не збежать, и ямской гоньбы жеребьев своих в пусте не покинуть» . При выборе приходским священником составлялся «излюбленный описок» — своего рода поручательство. Его подписывало человек восемь или десять односельчан выбранного. В списке говорилось, что новый ямщик — «человек добр и семьянист, и животом прожиточен (состоятелен), и Государеву ямскую гоньбу ему гонять мочно». Ямщиками выбирали обычно грамотных крестьян. В наших архивах сохранилось множество документов, составленных ямщиками в XVI–XVII вв.
Новый охотник грузил на подводы весь свой скарб, забирал семью и отправлялся на государеву службу. Если на стан, где должен был поселиться ямщик, нужно было ехать через Москву, выбранный являлся в Ямской приказ. Здесь он под расписку сдавал свою «поручную запись» и «излюбленный список» его односельчан. В приказе ямщика записывали в книгу и с этого момента он становился государственным служилым человеком. Если же новое место жительства ямщика находилось в противоположной от Москвы стороне, то все документы он сдавал старосте своего яма.
Стройщик не только выбирал ямщиков, но и, это самое главное, наделял охотников землей.
Ямская земля делилась на несколько частей: 1) земли под ямской приезжий двор и под слободу; 2) пашни, луга и лесные угодья; 3) ямских оброчных деревень — поселений, жители которых гоньбу не держали, но были обязаны снабжать ямщиков хлебом и сеном.
Под ямской приезжий двор, на котором останавливались путешественники и где впоследствии происходил обмен сумами с письмами между почтарями, в рядовой слободе отводился участок 30X40, 40X40 или 50X50 саженей. В крупных городах, таких, как Тверь, Калуга, Ярославль, он устраивался вдвое больше. В Москве, Новгороде, Тюмени приезжий двор был не только административным центром слободы и выполнял другие функции.
Размер земельного участка под ямскую слободу зависел от числа ямщиков, точнее, от паев, которых в ряде случаев бывало меньше, чем гонщиков на стане.
До середины XVII в. ямы устраивались на 40, 30, 20 и 10 паев. Большая слобода — преимущественно в больших городах, второго и третьего разрядов — уездные. Слободы на десять паев назывались окольными. Они ставились на длинных перегонах между крупными ямами и предназначались в основном для смены лошадей скорым гонцам. Были еще ямы поперечные — небольшие поселения на проселках в стороне от главных дорог. В них проживали от 2 до 5 охотников. В административном отношении они были подчинены уездным слободам. Таков был размер ямских станций, предусмотренный законом. В действительности это положение почти никогда не соблюдалось, особенно на дорогах с интенсивным движением. Ежегодно Ямской приказ рассылал в другие учреждения десятки памятей о том, что он увеличил на таких-то ямах число паев «в прибавку к прежним».
Долгое время размеры участков ямщиков никак не лимитировались. В конце XVI в. была установлена норма земли под огороды для больших ямов 25 десятин[14] на слободу и 8—10 десятин для меньших. Под дворы охотников по указу отводилось в Москве 40X25 саженей, в остальных городах 40X7,5 саженей. Но. как видно из Переписных книг ямских дворов 1627–1642 гг., хранящихся в ЦГАДА, стройщики часто примеривали землю сверх царского указа. Так, в Касимове в 1627 г. под дворы ямским охотникам было добавлено кому 10X6 саженей, а кому и 11X10 саженей. Им же под огороды добавляли в среднем каждому по 17X79 саженей. В Муромской слободе на 63 человека ямщиков обнаружили излишек земли только под дворами в 24,5 десятины. Ямские приказчики получали обычно участки двойного размера. Особенно широко жили новгородские приказчики. У каждого двор и огород занимал более двух десятин.
До первой четверти XVII в. размер пахотной земли и угодий для ямщиков не был точно установлен. Норма определялась на глаз и зависела в основном от доброты стройщиков, которые старались не обижать ямщиков. Так что каждый охотник получал столько земли, сколько хотел. Часто выделение надела гонщикам отражалось на материальном благосостоянии местного населения. И это порождало бесконечные споры.
Наконец, в 1627 г. под руководством тогдашнего главы Ямского приказа Д. М. Пожарского было разработано единое положение о ямском земельном наделе. Особо важным слободам — московским, новгородским и владимирским — выделяли пахотной земли 10 четвертей и сена 40 копен на пай. «Неважным» ямам отрезали соответственно 5 четвертей и 20 копен. Приказчики получали вдвое большие наделы. Такие нормы сохранялись и далее до конца XVIII в. Впоследствии при создании института почтарей дворы и земельные наделы им выдавались из того же расчета. Четверть — это много или мало? Ее размер зависел от качества почвы. На хороших плодородных землях она составляла полдесятины. Для худших земель площадь четверти увеличивалась иногда до 1,5 десятины.
Как правило, пашни и луга охотникам выделялись по возможности ближе к яму. Случалось, что земли давали где-нибудь в уезде. Такой надел, однако, ямщики считали несправедливым. Они или били челом о новом межевании, или без лишних слов захватывали чужую землю. Случай такого рода имел место в Угличе. В 1617 г. при восстановлении яма охотникам были выделены порожние земли под пашни и покосы далеко от слободы. В тот же год ямщики завладели посадской землей, прилегавшей к слободе. Только в 1627 г. по царскому указу посадским были возвращены их угодья. Но ямщики «указу учинились непослушны землей не межевались и с межеванья разбежались», Д. М. Пожарский приложил немало усилий, чтобы примирить охотников с посадом.
Обычно ямским слободам нарезали землю единым куском, стараясь избежать чересполосицы с другими хозяевами. У правительства был печальный опыт организации двух новгородских слобод в 1586 г., когда ямские владения оказались разбросанными по разным местам и перемежались с землями монастырей и феодалов. Это послужило причиной почти двухсотлетней войны между ямщиками и их соседями. Дело доходило до того, что охотники отказывались возить грузы своих врагов даже за двойные прогоны.
Очень часто ямщикам выделяли наделы из монастырских владений. За изъятые угодья правительство или платило деньгами, или давало в обмен «порожние земли». Но случалось и так. В 1589 г. при устройстве новоторжской ямской слободы ей было выделено из вотчины Воскресенского женского монастыря 174 четверти. Взамен монастырю ничего не дали. Мало того, он еще до 1653 г. платил ямские деньги за экспроприированную землю. Монахини утверждали, что слобода создана на их землях, что у них даже была грамота «да сгорела». А Ямской приказ, в свою очередь, говорил, что про то у них «в книгах не написано». И до тех пор, пока не обмерили монастырские земли, монахини продолжали платить лишнюю подать.
Правительство признавало, что за отобранную землю надо что-то давать взамен. И вместе с тем оно обязывало стройщиков вести дело «с пользой для государя», другими словами, не обижать и ямщиков. Если после организации слободы оказывались недовольными и бывшие владельцы земельных угодий и охотники, то объявляли выговор воеводам и дьякам — не умеют они сделать никакого дела, не умеют избавить государя от докуки, одних опустошают, а по отношению к другим забывают государеву пользу. Но если жаловались одни ямщики, стройщиков наказывали без всякой пощады — чаще всего их штрафовали на крупные суммы. Поэтому сотрудники Ямского приказа искренне отстаивали интересы охотников. Они знали, что им будет прощена любая неправда, лишь бы хорошо действовала скорая гоньба.
Избы, в которых жили ямщики со своими семьями, чаще всего были курными, отапливаемыми по-черному печами без труб. Печь занимала пол-избы. Даже в яркий солнечный день свет с трудом проникал сквозь малюсенькие оконца, затянутые мутным бычьим пузырем. Мебели в избе было мало: широкие лавки вдоль стен, да в красном углу под прокопченным ликом иконы большой стол. На полках по стенам расставлялась немудрящая глиняная и деревянная утварь. В длинные зимние вечера вся семья собиралась вокруг стола, мастерили нужные для хозяйства вещи, рукодельничали, пряли. Потрескивала лучина в железном поставце, мигающим светом освещая эту картину. Зимой вся семья спала на полатях под потолком.
К избе примыкал обширный двор, где содержались лошади, коровы, овцы, хранилась «гонебная рухлядь»: телеги, сани, хомуты. сбруя. Каждый ямской двор — своеобразная крепость. Мало ли какой люд бродит по проезжей дороге! От них и от диких зверей берегли рачительные хозяева свое добро. В местах, где частые заносы и обильные снегопады, над дворами возводилась крыша.
На дорогах с интенсивным движением устраивались станы по 50 и более дворов. Среди них Бронницкий ям на Новгородском тракте. В конце XVI в. на нем проживали 68 ямщиков с семьями. В XVI же столетии в крупных городах создается особый тип поселения — ямская слобода. Население некоторых из слобод доходило до нескольких сотен человек. Например, в Тобольске в 1619 г. насчитывалось 250 человек.
В Москве конца XVI в. существовало не менее шести ямских слобод. Путешественник, выезжая из Москвы через Смоленские (Арбатские) ворота Белого города, попадал в Дорогомиловскую ямскую слободу. Правее, к северо-западу у Тверских ворот, там, где теперь Тверские-Ямские улицы и переулки, стояла слобода охотников, ездивших в Тверь и Новгород. Возле Дмитровских ворот, в районе современной Селезневской улицы, находилась Иверская ямская слобода. И почти рядом с ней за селом Напрудным раскинулась по Ярославской дороге Переславская слобода. Ее огороды были разбросаны вдоль современного проспекта Мира до Сретенских ворот. Дворы и пашни Рогожской ямской слободы тянулись по современным Ульяновской и Тулинской улицам вдоль Владимирской дороги. Одна из московских улиц теперь носит имя большевика Ивана Константиновича Дубинина. А раньше ее называли Коломенская-Ямская. Здесь жили гонщики, ездившие в Коломну и Рязань. Их дома стояли до нынешнего Краснохолмского моста. Создание московских слобод связывают с именем Бориса Годунова, который, по словам современника, не только расширил, но и «… град Москву, яко некую невесту, преизрядно лепотою украси».
Московские ямские слободы, как, впрочем, слободы других городов, были самоуправляющимися административными единицами. Слобожане выбирали старосту, окладчиков, дававших ямщикам наряды на поездки, сотских, десятских и других должностных лиц.
Центром общественной жизни слободы была съезжая изба, в которой помещались канцелярия и небольшая тюрьма. Работа слободского старосты и его помощников контролировалась объезжим головой — дворянином, назначенным Разрядным приказом. Слободские дела решались сходами на братском дворе, который строился на общий счет обычно вблизи приходской церкви, причем трапезная церкви иногда также служила местом собрания, На братских дворах происходили выборы лиц, исполнявших различные службы. Здесь выбирали целовальников, раздававших ямщикам «государево жалованье».
Самым сложным делом, вызывавшим бесконечные споры и жалобы, была раскладка повинностей. Слободские староста и окладчики устанавливали для каждого ямщика число поездок. Затем эту раскладку утверждал сход. При распределении повинности соблюдалась пропорциональность обложения, а именно: двор «лучшего» слободского человека нес тягло, вдвое большее, нежели двор среднего, а двор последнего — вдвое большее по сравнению с двором «молодшего» слобожанина. Такой, казалось бы, достаточно объективный способ обложения в действительности далеко не был таковым. Мирской сход выносил свои постановления от лица всех слобожан, но фактически выражал волю зажиточной части населения, вершившей всеми делами слободы.
Каждая слобода строила и содержала на мирские средства церковь, где хранились слободская казна и наиболее важные официальные документы. Церкви обычно посвящались Флору и Лавру, покровителям животных вообще, или Георгию Победоносцу, покровителю лошадей. В церкви приводили к присяге должностных лиц. По большим праздникам здесь собирались слобожане, в церковной трапезной иногда устраивались торжественные пиры.
Своими силами жители крупных слобод и ямов строили избы для проезжающих. Это были довольно благоустроенные постоялые дворы, в них не брезговали останавливаться даже цари.
Каждая слобода имела свое тавро, которым метили лошадей, таще всего это было просто пятно — круглая, квадратная или еще какая-нибудь геометрическая фигура. Но были клейма и более сложной формы. Некоторые из них описаны в новгородских устройных книгах конца XVI в. «Государево казенное пятно» было: на Бронницком яме — волк, на Заечевском — заяц, на Крестецком — крылатый змей, на Яжелбицком — слон, на Едровском — лисица, на Хотеловском — «гад ползучий», на Вражском — решето, на Раетском — на пятне были написаны «нужные слова — Раица», на Дубровенском — «в кругу крест, а на круге ушки разделены», на Выдропужском — медвежья лапа.
Русское правительство придавало огромное значение ямской гоньбе. Поэтому еще Иван IV указом 1556 г. освободил ямщиков от всех земских повинностей: «в городу каменя и извести и лесу возить и города и острогу делать и мостов мостить, и с посадскими и с уездными людьми ни в какие подати тянуть и никакого изделия делать ямщикам не велено». По рекомендации Д. М. Пожарского, это положение было подтверждено указом 1619 г.
Ямщики жили значительно лучше тяглого населения России. В свободное от гоньбы время они занимались всякими промыслами, извозом, торговлей. Поэтому крестьяне, по словам А. Олеария, стремились попасть в число гонщиков. Известны случаи, когда к наиболее крупным ямам и слободам приписывались целые деревни, население которых, кроме выполнения обязательных государственных повинностей, обеспечивало ямщиков хлебом, овсом, сеном. Те из ямщиков, которым не платили прогонов, ежегодно получали от правительства под названием подмоги — денежное жалованье. Иногда вместо денег из Москвы на ямы присылали сукно, кумач и другие нужные в хозяйстве товары. Величина подмоги была различной в разных местах государства. Объяснялось это, в первую очередь, интенсивностью ямской гоньбы (самым напряженным в России был тракт Москва — Новгород — Псков), состоянием дорог (легким путем считалась дорога из Москвы в Казань) и стоимостью лошадиных кормов и пищи для людей. В первой половине XVII в. большинство ямщиков получало на пай по 10–15 руб., гонявшим из Новгорода и Пскова выдавали по 25–30 руб. в год. По тем временам это были большие деньги: Соборное уложение царя Алексея Михайловича в 1649 г. определило, что ямская лошадь стоит четыре рубля, а курица — восемь денег (четыре копейки).
По тем дорогам, где разгоны были небольшие, ямщикам платили гораздо меньше, например в Козьмодемьянске — 8, а в Свияжске — 2 руб. Кроме того, еще давали «хлебное жалование» по 8 четвертей ржи и столько же овса.
Одновременно с развитием ямской гоньбы возникали промыслы для обеспечения ямщиков всем необходимым. Иногда телеги, сани, кибитки, конскую упряжь гонщики мастерили сами, но обычно этим занимались умельцы в городских посадах — тележники, седельники и др. А знаменитые ямские ножи ковали в Туле. Охотники пользовались ими и как столовыми, и как шорницкими.
Но благополучие в ямских слободах было видимое. Изматывала гоньба. Нехватка людей на станах увеличивала разгоны. Став государственным человеком, ямщик полностью зависел от правительства. А оно обращалось с ямщиками подчас хуже, чем помещик со своими крепостными.
Ямщики бросали гоньбу и бежали. Некоторые из них уходили на Дон, в вольные казачьи станицы. Большинство же селилось в посадах и оседало на помещичьих землях.
Правительство строго наказывало беглых. Штрафовали также и вотчинников, принявших бывших ямщиков. С них за это взимали штраф 10 руб. Кроме того, указ от 13 августа 1651 г. установил наказание даже для тех землевладельцев, которые получили свои поместья после смерти людей, принявших беглых ямщиков: «с тех помещиков и вотчинников имать пени по 5 рублев за (беглого) человека». Этот указ потом неоднократно подтверждался.
Тверские ямщики попытались стать посадскими жителями. И без особого сопротивления со стороны властей перешли с яма на посад. Вдовы ямщиков повыходили замуж за стрельцов, казаков и ремесленников. Шли годы, и никто не вспоминал про этот случай. И вдруг 24 ноября 1673 г. указ: всех беглых записать по-прежнему на Тверской ям в ямщики. Ну, а что делать с вдовами? Тут законодатели решили все очень просто:
«которые ямщичьи жены вышли с домами своими замуж, в разные слободы и в дворцовые села, тех сыскивать, за кого вышли замуж. А сыскав, тех людей допрашивать: в ямские слободы вместо себя в замен, кому ямскую гоньбу гонять, в ямщики дадут ли? И буде скажут: в замен в ямщики дадут, тем за них быть в ямщиках. А которые замену за себя не дадут, и тех брать в ямские слободы».
Один из столбцов Разрядного приказа содержит документы по этому поводу — акты пропитаны слезами.
Царь любил показать себя добрым помещиком. Особенно в тех случаях, когда доброта ему ничего не стоила.
Алексей Михайлович, государь всея Руси, досуг свой посвящал многим вещам. Он сочинил «Устав сокольничьего пути», любил редкостных животных, разводил необычайные растения. В сады подмосковного села Измайлова деревья и кустарники везли со всех концов света. С нетерпением ждал царь, когда из далекого Хорезма в Москву доставят саженцы тутовых деревьев.
Но в пути получилась задержка.
Сокольник Елисей Батогов привез деревья из Мурома во Владимир 6 апреля 1666 г. По симбирской подорожной ему нужно было дать с владимирского яма до Москвы 104 подводы. Да в тот же день приехал из Астрахани грузинский царевич Николай Давидович, Таймуразов внук. Его пристав Андрей Елагин потребовал лошадей для царевича, для его чиновных людей и «под обиход». Всего 94 подводы. Грузинскому царевичу поезд составили, и он отбыл в Москву.
Когда же Елисей Батогов стал спрашивать подводы под тутовые деревья, то ямской приказчик Степан Назарьев да староста Андрей Мешков сказали, что подвод на стане нет. Батогов немедленно отправился с жалобой к воеводе Андрею Воронцову-Вельяминову. Тот, как он сообщает в своей челобитной к царю, дал сокольнику «память о тех подводах на ям» и стрельцов. И велел «те подводы доправить тот час же». Но лошадей действительно не было — все ушли в разгоны. Елисей взял на яме только четыре подводы для себя и под свой скарб и, не простившись с воеводой, отправился в Москву. Тутовые деревья он бросил во Владимире на произвол судьбы.
В Москве Батогов, не мешкая, явился в Разрядный приказ и объявил, что «воевода Андрей Воронцов-Вельяминов с товарищи под то тутовое деревье подвод не дали. И то деревье застояло в Володимире не моею, холопа твоего, оплошкою и нерадением, а ево андреевым умыслом». Дальше он сказал, что владимирские ямщики все находятся в разъезде.
Доложили царю. Государь осерчал и велел послать во Владимир грамоту с выражением своего гнева.
И пока грамоту писали…
9 апреля распорядился воевода отправить саженцы в Москву. Ямщики попросили отсрочки на один день. На другое утро Воронцов-Вельяминов приехал на стан со стрельцами и с пушкарями, чтобы с ямщиков «подводы править жестоким правежом». Был в старину такой способ взыскивать долги, штрафы, налоги. Ответчика били до тех пор, пока он не согласится погасить свою задолженность. Но оказалось, что брать подводы не с кого: все ямщики за ночь разбежались. Остались только приказчик, староста, два десятника и два гонщика. Воевода рассвирепел. Велел разыскать беглых ямщиков и вместе с женами и детьми посадить в тюрьму. Царю же он отправил пространную грамоту, сваливая всю вину за случившееся на Елисея Батогова: «Для своей бездельной корысти взял он, Елисей, с ямщиков посул (взятку) и им велел разбежаться».
Была на Руси такая должность — губной староста. Занимался он расследованием различных уголовных дел: «воровства против государя», разбоев, грабежей и прочих преступлений. Задержка доставки тутового дерева была расценена как «воровство». Поэтому 13 апреля из Москвы к владимирским губным старостам Федору Беречинскому и Михаилу Трескину примчался гонец. Из Разряда писали, чтобы они разобрались в этом деле, с воеводы взяли 100 руб. штрафа, а саженцы немедленно отправили в столицу на подводах посадских жителей.
И губные старосты «подводы правили смертным правежом».
Многие посадские вынуждены были за бесценок продать свое имущество, чтобы заплатить по 5 руб. за подводу. Кроме того, «большою ценою» купили они 104 телеги и столько же дуг.
Чем же кончилась эта история?
Саженцы тутовых деревьев привезли в Измайловский сад. С воеводы Воронцова-Вельяминова взяли 100 руб. пени. Деньги эти были достаточно большими — весь владимирский посад платил налог на ямскую гоньбу 104 руб. в год. Ямщики, как выяснилось, никуда не разбегались, так что наказывать их было не за что. Деньги, взятые у посадских людей на перевозку деревьев, зачли в ямские деньги на несколько лет вперед. А телеги и дуги им вернули. Правда, у многих владимирцев после этого происшествия остались рубцы на коже после усердного правежа, но это уже не в счет.
Доставалось ямщикам и от царских гонцов. В делах Разрядного приказа встречаются челобитные от ямских старост о побоях, незаконном взятии лошадей и других притеснениях. Характерна в этом отношении жалоба приказчика Серпуховского яма Анисима Голованова:
«А твои, великого государя, гонцы ямщиков бьют и ругают несщадно. А в нынешнем 160 (1652) году июля в 3 день ехал с Тулы стрелец Ефрем Сорокин с твоими государевыми грамотами. И я, холоп, ваш, дал по твоему, великого государя, указу лошадей тотчас не мешкав безо всякого задержания. А он, Ефрем, бил меня, холопа вашего, дубьем несщадно и ругал… И я, холоп ваш, от тех ефремовых побоев три дни лежал безо всякого движения и службы твоей, великого государя, не правил».
Разрядный приказ дал указание серпуховскому воеводе навести порядок на стане. Там все время должен находиться пристав и следить, чтобы проезжающие «гонцы никакой обиды ямщикам не чинили». А если кто из посланных будет бесчинствовать и брать лошадей сверх указанных в подорожной, то об этом доносить в Разряд. И тогда царь будет решать, как поступить с нарушителями правил скорой гоньбы.
Александр Вигилев. История отечественной почты
